Подкаст Джо Рогана #2292 - Джош Вайцкин - Краткий обзор подкаста

Красота джиу-джитсу: разговор о мастерстве и переходах

Джо Роган начинает беседу с искреннего восхищения джиу-джитсу, подчеркивая его уникальную притягательность для тех, кто посвятил себя этому искусству. Он объясняет, что для людей, не знакомых с тренировочным процессом и не ощутивших атмосферу среди мастеров высокого уровня, суть джиу-джитсу остается загадкой. По его мнению, это искусство раскрывает свою красоту через сочетание технической глубины, текучести движений и философии, которые становятся очевидными только в практике. Роган приводит в пример Марсело Гарсию, тренера своего собеседника Джоша Вайцкина, называя его одним из самых эстетичных бойцов в истории джиу-джитсу. Он вспоминает, как в 2003 году на турнире в Абу-Даби впервые увидел Гарсию вживую: тот сразился с Витором “Шаолинь” Рибейро и задушил его всего за восемь секунд. Этот бой поразил Рогана не только скоростью, но и тем, что Гарсия тогда был малоизвестен. Джо предполагает, что Марсело мог быть еще коричневым поясом, хотя позже уточняет, что к тому времени он уже получил черный пояс в 2002 году. Победа в Абу-Даби, где Гарсия выиграл всю дивизию, стала доказательством его феноменального таланта и способности переворачивать представления о возможностях в джиу-джитсу.

Джош Вайцкин делится своим путем в джиу-джитсу, находя пересечения с опытом Рогана. Его первым учителем был Джон Мачадо, с которым он тренировался в Лос-Анджелесе в начале 2000-х. До этого Джош многие годы практиковал китайские боевые искусства, участвуя в соревнованиях по всему миру, что заложило фундамент его физической подготовки и ментальной стойкости. В 2001–2002 годах он начал совмещать эти занятия с джиу-джитсу под руководством Мачадо, а в 2005 году переехал в Нью-Йорк. Там он продолжил обучение с Маркосом Сантосом, тренируясь в его школе, а также с такими мастерами, как Жука — старый боец из Barra da Tijuca, известный своим жестким стилем, и Алиссон Бритес. Параллельно он занимался кросс-тренингом с Лукасом Лепри, что позволило ему расширить технический арсенал и глубже понять игру. Однако ключевым моментом стала встреча с Марсело Гарсией. Вайцкин ездил за ним из Нью-Йорка во Флориду, стремясь впитать его подход и философию. Их связь стала настолько сильной, что Джош предложил Гарсии вернуться в Нью-Йорк и открыть совместную школу. Гарсия, любивший этот город, согласился, несмотря на “политику джиу-джитсу” — внутренние конфликты и интриги, которые, по словам Вайцкина, часто осложняют этот мир. Так началось их сотрудничество, ставшее для Джоша периодом полного погружения в искусство под руководством одного из величайших мастеров.

Роган и Вайцкин углубляются в обсуждение стиля Марсело Гарсии, акцентируя его мастерство в “скрэмблах” — хаотичных переходных ситуациях, где он использовал скорость, гибкость и интуицию, чтобы перехватывать инициативу. Роган уточняет, что Гарсия получил черный пояс в 2002 году, и его триумф в Абу-Даби в 2003-м, спустя всего год, был не просто победой над Шаолином, а доминированием в дивизии. Его стиль поражал: молниеносные арм-драги, переходы на спину и способность находить уязвимости соперника в движении. Вайцкин добавляет, что Гарсия сознательно проводил большую часть тренировок в переходах, избегая статичных позиций. В отличие от большинства бойцов, чьи эго толкают их к контролю и подавлению, Гарсия находил силу в текучести, позволяя соперникам двигаться и адаптируясь к их действиям. Роган сравнивает это с боксерской работой ног и позиционированием, приводя в пример Василия Ломаченко. Он рассказывает, как отец Ломаченко заставил его два года заниматься украинскими танцами вместо бокса, что отточило его подвижность. На ринге Ломаченко всегда в идеальной позиции: он уходит от ударов, создает углы и бьет с неожиданных сторон, оставаясь в балансе. Роган называет его “волшебником”, подчеркивая сходство с Гарсией в умении использовать переходы как оружие.

Переходы и фреймы: искусство между позициями

Вайцкин развивает тему переходов, вводя понятие “фреймов” — промежуточных состояний между позициями, где проявляется истинное мастерство. Он объясняет, что традиционное обучение сосредоточено на удержании позиций, но Гарсия доказал, что виртуозность живет в “между”. Это была его философия: проводить максимум времени в движении, не зацикливаясь на контроле. Вайцкин вспоминает старый документальный фильм “Artesuave”, где юный Гарсия в школе Фабио Гуржела в Сан-Паулу уже демонстрировал этот подход. Даже в подростковом возрасте он избегал статичности, позволяя соперникам двигаться, чтобы находить возможности в хаосе. Роган соглашается, отмечая, что такие фреймы дают бойцу больше опций, подобно расширенному словарю в языке. Они делают действия непредсказуемыми, превращая техническое превосходство в искусство.

Чтобы проиллюстрировать эту идею, Роган приводит пример Эдди Браво, чьи инновации, такие как “резиновый гард”, изменили джиу-джитсу. Эти системные приемы, особенно с использованием работы со спины, удивляли своей сложностью и точностью. Он упоминает Джеремая Вэнса, одного из лучших учеников Браво, чьи ловушки — “плата”, удушения, крестообразные фиксации — показывают, как незнание таких переходов делает бойца уязвимым. Вайцкин добавляет, что в ММА этот принцип воплощает Пол Крейг, чьи навыки гарда позволили ему побеждать чемпионов, таких как Джамал Хилл и Магомед Анкалаев. Роган поясняет: обычный боец ММА может знать базовый треугольник, но мастера вроде Крейга используют сложные связки и переходы, оставляя соперников в недоумении. Он приводит пример: боец думает, что в безопасности, нанося удар сверху, но Крейг мгновенно оборачивает его ноги вокруг шеи, и все заканчивается неожиданно быстро.

Дискуссия переходит к Хойсу Грейси, чей вклад Роган называет революционным. Использование кимоно как инструмента вводило соперников в заблуждение: они хватались за ткань, думая, что это дает им преимущество, но попадали в ловушку Грейси. Его опыт борьбы с захватами позволял ему переворачивать ситуацию, меняя восприятие единоборств в мире. Вайцкин делится, как его интерес к джиу-джитсу зародился после болезненного урока. Его учитель китайских боевых искусств и его сын, Макс Чен, изучали UFC, и Макс применил на Джоше двойной хил-хук, не зная меры. Джош, не знакомый с борьбой на земле, оказался беспомощен, и его колени “кричали” от боли. Этот опыт заставил его осознать необходимость изучения джиу-джитсу, чтобы не проигрывать в таких ситуациях.

Шахматы и самосознание: путь Джоша Вайцкина

Переходя к шахматам, Вайцкин рассказывает о своем детстве. Он начал играть в шесть лет, а в семь стал лучшим в своей возрастной категории в США. Его первый национальный чемпионат закончился поражением в последнем раунде от Дэвида Арнетта, который позже стал его другом. Джош называет это “tremendous” — не катастрофой, а стимулом, который помог ему развить любовь к игре. Год упорной работы привел к первой национальной победе, и он понял, что успех требует труда, а не только таланта. Роган отмечает, что ранние победы без борьбы могут сформировать хрупкое отношение к успеху, тогда как поражения учат дисциплине и заставляют расти. Вайцкин соглашается, подчеркивая, что ассоциация победы с усилиями, а не с “гениальностью”, стала его фундаментом.

Когда Джошу было 11, его отец написал книгу “В поисках Бобби Фишера”, описывающую его путь от первых шагов до чемпионства. Книга была правдивой, но вызвала у Джоша раздражение: он не хотел, чтобы мир знал о его детских слезах, считая это уязвимостью. В 15 лет вышел одноименный фильм, усиливший давление. Вайцкин признает, что фильм исказил образ его первого тренера, Брюса Пандольфини, сыгранного Беном Кингсли как жесткого наставника, хотя в жизни он был любящим учителем, вдохновившим его на шахматы. Первыми наставниками Джоша были хастлеры из Вашингтон-Сквер-Парка, и их образ в фильме тоже был упрощен до одного персонажа. Изначально он ненавидел картину за несоответствие реальности, но позже увидел в ней художественную ценность и тематическую связь с его жизнью. Однако фильм сделал его самоосознанным: шахматы из формы самовыражения превратились в объект внимания публики, лишив его невинной радости.

Роган сочувствует, называя это бременем для подростка: из анонимной жизни в шахматном мире он попал под свет софитов, где люди видели в нем вымышленного героя. Вайцкин добавляет, что в 15 лет, с наплывом тестостерона и публичным вниманием, он переживал кризис. После школы он уехал в Словению с девушкой, изучая восточную философию, медитацию и литературу — Керуака, экзистенциалистов — чтобы найти себя вдали от шахматной славы. Этот опыт обогатил его, заставив интегрировать осознанность в отношение к искусству. Он признает, что кризис стал “awesome” — не в смысле легкости, а в глубине уроков, которые сделали его сложнее как человека.

Уроки поражений и слабостей

Вайцкин подчеркивает, что поражения стали его учителями. С детства он играл с взрослыми, превосходящими его в силе, что приучило его искать слабости и устранять их. Он рассказывает о случае на благотворительной выставке в 20 с лишним лет, где отец хвалился, что его сын два года не проигрывал. Однако мальчик отказался играть с Джошем, защищая свое эго и избегая вызова. Вайцкин видит в этом проблему: отсутствие 挑战 (вызова) тормозит рост. В шахматах нет удачи — слабость всегда будет найдена, и с восьми лет он ассоциировал ее игнорирование с болью. Это сформировало его подход: он не избегает критики, а принимает ее как путь к улучшению.

Роган добавляет, что 天才 (гениальные) бойцы часто страдают от недостатка дисциплины, если успех приходит легко. Поражения же вынуждают переосмыслить подход: работали ли вы на максимум, изучали ли записи, или отвлекались на вечеринки? Вайцкин соглашается, отмечая, что его привычка принимать слабости стала жизненной философией. Он всегда ищет пределы — в шахматах, джиу-джитсу или фойлинге. Сейчас он увлечен катанием на доске с подводным крылом в самых больших волнах, находя красоту в дискомфорте. Роган поддерживает, вспоминая, как талантливые бойцы, вроде Майка Тайсона, достигали вершин благодаря сочетанию генетики и дисциплины, но без поражений их потенциал мог остаться нераскрытым.

Травма и переход к новому искусству

Вайцкин делится историей травмы, изменившей его путь в джиу-джитсу. Более 13 лет назад, за неделю до рождения сына Джека, он получил разрыв диска L4-L5 во время позиционного спарринга в своей школе в Нью-Йорке. Противником был 100-киллограмовый боей с синим поясом, и Джош, переоценив свои силы, неудачно удерживал полузащиту. Травма была мгновенной: диск выпал, жидкость ушла, и он не мог двигаться. Первые месяцы он не мог поднимать ребенка, а ходьба стала мучением. Через три-четыре месяца он ездил на велосипеде за молоком, так как ходить было сложнее. Удивительно, но катание на лыжах без поворотов облегчало боль, и с Гарсией они ездили в горы: Джош на лыжах, Марсело на сноуборде. Это был странный период адаптации, когда он искал способы оставаться активным.

Первые два года после травмы он тренировался “как сумасшедший”, игнорируя боль, но затем осознал необходимость перемен. Травма вынудила его отказаться от интенсивных занятий джиу-джитсу, хотя он не бросил их полностью, перейдя на легкий режим. Врачи настаивали на операции, но Вайцкин выбрал восстановление через плавание полного погружения и упражнения Foundation Training, избегая хирургии. Позже он открыл фойлинг — искусство, укрепляющее корпус и позволяющее оставаться “все-в-игре” без вреда для спины. Роган упоминает искусственные диски, как у Эдди Браво и Алджамейна Стерлинга, которые вернулись к тренировкам после замены, но Джош предпочел естественный путь. Фойлинг стал для него новым способом самовыражения, заменив интенсивность джиу-джитсу.

Обучение и обратная связь: путь к росту

Вайцкин подчеркивает важность объективной обратной связи в любом искусстве. В джиу-джитсу ошибка — вытянутая рука — ведет к армбару, в шахматах — промах к поражению. Он считает, что стремление к 暴露 (разоблачению) слабостей отличает тех, кто растет. Роган соглашается, отмечая, что в спарринге видно, кто после четырех раундов ищет легкий путь с противником с синим поясом, а кто — вызов со 100 киллограмовым “верзилой” с чёрным поясом. Вайцкин предлагает применять это к принятию решений: записывать выбор, причины и анализировать их позже, проверяя, были ли они верными. Такой подход, по его мнению, готовит к миру, где искусственный интеллект усложняет реальность, требуя гибкости и самокритики.

Джош работает с элитными атлетами и командами, включая Boston Celtics, помогая раскрывать их потенциал через индивидуальный подход. Он избегает шаблонов, предпочитая слушать и наблюдать, чтобы понять, как гениальность человека переплетается с его дисфункцией. Его метод — “пещерный процесс” — включает глубокое погружение в самовыражение человека, освобождая его от реактивности и инерции прошлого. Он приводит пример Гарсии, чья способность учиться с одного повтора — “low rep learner” — была суперсилой, но и бременем: Марсело носил в себе боль от всех поражений и трагедий, включая потерю сына. Вайцкин не пытается “лечить” эту боль, а ищет, как направить ее в рост. Роган отмечает, что такой подход редок: мало кто переходит от конкуренции к помощи другим, сохраняя страсть к собственному развитию.

Любовь к фойлингу: искусство на пределе

Вайцкин с энтузиазмом рассказывает о фойлинге, называя его самым любимым искусством в своей жизни. Это сочетание океанской энергии, технологического прогресса и личного вызова захватило его сильнее шахмат и джиу-джитсу. Снаряжение для фойлинга эволюционирует: оно становится сложнее, требуя тонкой чувствительности, но открывает новые возможности. Лишь немногие в мире могут освоить передовое оборудование, что делает процесс сублимным. Джош живет там, где джунгли встречаются с океаном, и не имеет плана B — только страсть к исследованию пределов. Падения, по его словам, — признак роста: день без них значит, что он не рисковал достаточно. Он сравнивает это с серферами, которые, будучи мастерами на доске, боятся учиться фойлингу из-за страха выглядеть новичками.

Роган восхищается этой страстью, находя ее заразительной. Вайцкин вспоминает случай с крокодилом во время серфинга: в 5 утра, перед вылетом в Нью-Йорк, он врезался в “бревно”, оказавшееся 10–11-футовым крокодилом. Его тело среагировало раньше разума, подняв тревогу — интуиция, которую он считает ключевой в эпоху AI. Роган сравнивает крокодилов с “уборщиками” природы, устраняющими слабость, и видит в этом метафору для вызовов будущего. Он рассказывает о друге-охотнике, которого наняли в Африке убивать крокодилов, терроризировавших деревню, где каждый житель носил следы их атак.

Искусственный интеллект: вызовы и возможности

После обсуждения фойлинга Роган и Вайцкин переходят к теме искусственного интеллекта (AI), который, по их мнению, меняет мир быстрее, чем люди успевают адаптироваться. Роган выражает обеспокоенность: AI способен создавать иллюзии, такие как поддельные видео или голоса, что размывает грань между правдой и вымыслом. Он приводит пример дипфейков, которые могут убедить миллионы людей в ложных событиях, и задается вопросом, как в таком мире сохранить ясность мышления. Вайцкин соглашается, подчеркивая, что AI усложняет реальность, но видит в этом и потенциал. Он считает, что для противостояния дезинформации нужно развивать интуицию и критическое мышление через практики с объективной обратной связью, такие как джиу-джитсу или шахматы. “Если ты знаешь правду своего тела на матах, тебя сложнее обмануть”, — говорит он.

Вайцкин рассказывает, как использует AI в своей работе: он экспериментирует с алгоритмами, чтобы анализировать паттерны принятия решений у атлетов, но не полагается на них слепо. Он сравнивает это с шахматами, где движки вроде Stockfish изменили игру, но не заменили человеческую интуицию. Роган вспоминает, как AI победил лучших игроков в го и шахматы, но отмечает, что в реальной жизни, где нет четких правил, человеческий опыт остается незаменимым. Они сходятся на том, что AI — это инструмент, который требует осознанного подхода: его сила в скорости и объеме данных, но слабость — в отсутствии души и контекста.

Социальные сети: ловушка иллюзий

Разговор перетекает к социальным сетям, которые Роган называет “минным полем” для психики. Он рассказывает, как люди теряют связь с реальностью, гоняясь за лайками и создавая фальшивые образы. “Ты видишь чувака, который выкладывает фото с машиной, но это аренда, а не его жизнь”, — смеется он. Вайцкин добавляет, что социальные сети усиливают эго, отрывая людей от настоящего роста. Он приводит пример: в джиу-джитсу ты не можешь притвориться черным поясом — маты разоблачат тебя за минуту, тогда как в Instagram можно годами строить иллюзию успеха.

Вайцкин делится личным опытом: после выхода фильма “В поисках Бобби Фишера” он столкнулся с публичным вниманием, которое искажало его реальность. Сегодня социальные сети делают это массово, превращая жизнь в спектакль. Роган соглашается, вспоминая, как Twitter (теперь X) стал ареной для троллей и ботов, где правда тонет в шуме. Они оба призывают отказаться от зависимости от соцсетей, заменив их реальным опытом — будь то спарринг, природа или творчество. “Океан не лайкает твои посты, но он учит больше”, — шутит Вайцкин.

Коучинг: искусство раскрытия потенциала

Обсуждая коучинг, Вайцкин раскрывает свой подход к работе с элитными атлетами и командами, такими как Boston Celtics. Он не навязывает шаблоны, а слушает и наблюдает, чтобы понять, как гениальность человека переплетается с его слабостями. “Я не пытаюсь исправить их, я ищу, где их дисфункция становится суперсилой”, — объясняет он. Например, с Гарсией он работал над тем, как его эмоциональная глубина — боль от поражений и личных трагедий — может усиливать концентрацию. Роган впечатлен: “Ты как шаман, который видит то, что другие пропускают”.

Вайцкин рассказывает, как использует “пещерный процесс”: он погружает человека в его внутренний мир, помогая освободиться от реактивности и инерции прошлого. Он приводит пример атлета, который боялся проигрывать из-за детских травм, и через медитацию и спарринг они превратили этот страх в топливо для роста. Роган сравнивает это со своим опытом в комедии: “Когда шутка проваливается, ты учишься быстрее, чем от аплодисментов”. Вайцкин добавляет, что коучинг — это не про “победу любой ценой”, а про создание среды, где человек сам раскрывает свой потенциал. Он работает с детьми, атлетами и даже CEO, адаптируя подход к их уникальности.

Роган спрашивает, как Джош справляется с давлением помогать другим, оставаясь в гармонии с собой. Вайцкин отвечает, что фойлинг и природа — его спасение: “Я ухожу в океан, падаю с доски, и все эго смывается”. Это позволяет ему возвращаться к коучингу с чистой головой, готовым слушать, а не диктовать.

Жизнь как искусство: динамика и истина

Вайцкин и Роган сходятся во мнении, что жизнь требует 动态 (динамического) подхода — постоянного обучения и принятия трудностей. Джош цитирует Миямото Мусаси: “Поняв путь широко, видишь его во всем”. Для него это значит жить на пределе, будь то шахматы, джиу-джитсу или фойлинг, и искать правду через практику. Он вспоминает совет тренера Юрия Разуваева: “Учи Карпова через Каспарова” — изучай защиту через атаку, сохраняя свой стиль. Роган добавляет, что трудности — начало пути, и ценность в преодолении, а не в комфорте. Они обсуждают, как успех может стать ловушкой: человек цепляется за старую модель, боясь потерять статус, вместо того чтобы доминировать дальше.

В мире, где AI меняет реальность, Вайцкин предлагает культивировать заземленность через искусство с объективной обратной связью — маты джиу-джитсу, шахматная доска или океан. Он советует:

Выбрать арену с четкими результатами (спорт, искусство, хобби).
Стремиться к 挑战 (вызову), а не к комфорту.
Анализировать решения, записывая их и проверяя позже.
Отказаться от социальных сетей в пользу реального опыта.